Русские Сказки (2 ступень)
На этой страничке собраны русские народные сказки, с которыми мы работаем в тренинге "Путешествие Женщины: Как найти и обрести Свою Женственность".
вы можете просто почитать их и поискать свое видение, свой смысл в сказеке. Или прийти к нам на тренинг и разобраться с проблемами отношений с близкими, с темой прав и обязанностей, почему быт так влияет на любовь?
Сказки на этой странице:
- Царевна-лягушка
- Морозко
- Лиса и Журавль
- Дума
- Три царства
Царевна-лягушка
В некотором царстве, в некотором государстве жил да был царь с царицею, у него было три сына — все молодые, холостые, удальцы такие, что ни в сказке оказать, ни пером написать; младшего звали Иван-царевич.
Говорит им царь таково слово:
«Дети мои милые, возьмите себе по стрелке, натяните тугие луки и пустите в разные стороны; на чей двор стрела упадет, там и сватайтесь».
Пустил стрелу старший брат — упала она на боярский двор, прямо против девичья терема; пустил средний брат — полетела стрела к купцу на двор и остановилась у красного крыльца, а на там крыльце стояла душа-девица, дочь купеческая, пустил младший брат — попала стрела в грязное болото, и подхватила её лягуша-квакуша.
Говорит Иван-царевич:
«Как мне за себя квакушу взять? Квакуша не ровня мне!»
— «Бери! — отвечает ему царь. — Знать, судьба твоя такова».
Вот поженились царевичи: старший на боярышне, средний на купеческой дочери, а Иван-царевич на лягуше-квакуше.
Призывает их царь и приказывает:
«Чтобы жены ваши испекли мне к завтрему по мягкому белому хлебу».
Воротился Иван-царевич в свои палаты невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? — спрашивает его лягуша.
— Аль услышал от отца своего слово неприятное?»
— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал тебе к завтрему изготовить мягкий белый хлеб».
— «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!»
Уложила царевича спать да сбросила с себя лягушечью кожу — и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрою; вышла на красное крыльцо
и закричала громким голосом:
«Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь, приготовьте мягкий белый хлеб, каков ела я, кушала у родного моего батюшки».
Наутро проснулся Иван-царевич, у квакуши хлеб давно готов — и такой славный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Изукрашен хлеб разными хитростями, по бокам видны города царские и с заставами. Благодарствовал царь на том хлебе Ивану-царевичу
и тут же отдал приказ трём своим сыновьям:
«Чтобы жены ваши соткали мне за единую ночь по ковру».
Воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил.
«Ква-ква, Иван-царевич! Почто так кручинен стал? Аль услышал от отца своего слово жесткое, неприятное?»
— «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка приказал за единую ночь соткать ему шелковый ковер».
— «Не тужи, царевич! Ложись-ка спать-почивать; утро вечера мудренее!»
Уложила его спать, а сама сбросила лягушечью кожу — и обернулась душой-девицей, Василисою Премудрою, вышла на красное крыльцо
и закричала громким голосом:
«Мамки-няньки! Собирайтесь, снаряжайтесь шелковый ковёр ткать — чтоб таков был, на каком я сиживала у родного моего батюшки!»
Как сказано, так и сделано. Наутро проснулся Иван-царевич, у квакуши ковер давно готов — и такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, разве в сказке сказать. Изукрашен ковер златом-серебром, хитрыми узорами. Благодарствовал царь на там ковре Ивану-царевичу и тут же отдал новый приказ, чтобы все три царевича явились к нему на смотр вместе с женами. Опять воротился Иван-царевич невесел, ниже плеч буйну голову повесил. «Кваква, Иван-царевич! Почто кручинишься? Али от отца услыхал слово неприветливое?» — «Как мне не кручиниться? Государь мой батюшка велел, чтобы я с тобой на смотр приходил; как я тебя в люди покажу!» — «Не тужи, царевич! Ступай один к царю в гости, а я вслед за тобой буду, как услышишь стук да гром — скажи: это моя лягушонка в коробчонке едет».
Вот старшие братья явились на смотр с своими женами, разодетыми, разубранными; стоят да с Ивана-царевича смеются:
«Что ж ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в платочке принёс! И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все болота исходил?»
Вдруг поднялся великий стук да гром — весь дворец затрясся; гости крепко напугались, повскакивали с мест своих и не знают, что им делать; а Иван-царевич и говорит:
«Не бойтесь, господа! Это моя лягушонка в коробчонке приехала».
Подлетела к царскому крыльцу золочёная коляска, в шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Василиса Премудрая — такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Взяла Ивана-царевича за руку и повела за столы дубовые, за скатерти бранные. Стали гости есть-пить, веселиться; Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила; закусила лебедем да косточки за правый рукав спрятала. Жены старших царевичей увидали ее хитрости, давай и себе то ж делать. После, как пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном-царевичем, махнула левой рукой — сделалось озеро, махнула правой — и поплыли по воде белые лебеди; царь и гости диву дались. А старшие невестки пошли танцевать, махнули левыми руками — гостей забрызгали, махнули правыми — кость царю прямо в глаз попала! Царь рассердился и прогнал их с позором.
Тем временем Иван-царевич улучил минуточку, побежал домой, нашёл лягушечью кожу и спалил ее на большом огне. Приезжает Василиса Премудрая, хватилась — нет лягушечьей кожи, приуныла, запечалилась
и говорит царевичу:
«Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если б немножко ты подождал, я бы вечно была твоею; а теперь прощай! Ищи меня за тридевять земель в тридесятом царстве — у Кощея Бессмертного».
Обернулась белой лебедью и улетела в окно. Иван-царевич горько заплакал, помолился богу на все на четыре стороны и пошел куда глаза глядят. Шел он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли — попадается ему навстречу старый старичок.
«Здравствуй, — говорит, — добрый молодец! Чего ищешь, куда путь держишь?»
Царевич рассказал ему своё несчастье.
«Эх, Иван-царевич! Зачем ты лягушью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Василиса Премудрая хитрей, мудрёней своего отца уродилась; он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушею быть. Вот тебе клубок; куда он покатится — ступай за ним смело».
Иван-царевич поблагодарствовал старику и пошёл за клубочком. Идёт чистым полем, попадается ему медведь.
«Дай, — говорит, — убью зверя!»
А медведь провещал ему:
«Не бей меня, Иван-царевич! Когда-нибудь пригожусь тебе».
Идёт он дальше, глядь, а над ним летит селезень; царевич прицелился из ружья, хотел было застрелить птицу, как вдруг провещала она человечьим
голосом:
«Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сама пригожусь».
Он пожалел и пошёл дальше. Бежит косой заяц; царевич опять за ружье, стал целиться, а заяц провещал ему человечьим
голосом:
«Не бей меня, Иван-царевич! Я тебе сам пригожусь».
Иван-царевич пожалел и пошёл дальше — к синему морю, видит — на песке лежит издыхает щука-рыба.
«Ах, Иван-царевич, — провещала щука, — сжалься надо мною, пусти меня в море».
Он бросил ее в море и пошёл берегом. Долго ли, коротко ли — прикатился клубочек к избушке; стоит избушка на куриных лапках, кругом повёртывается.
Говорит Иван-царевич:
«Избушка, избушка! Стань по-старому, как мать поставила, — ко мне передом, а к морю задом».
Избушка повернулась к морю задом, к нему передом. Царевич взошёл в неё и видит: на печи, на девятом кирпичи, лежит баба-яга костяная нога, нос в потолок врос, сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сама зубы точит.
«Гой еси, добрый молодец! Зачем ко мне пожаловал?» — спрашивает баба-яга Ивана-царевича.
«Ах ты, старая хрычовка! Ты бы прежде меня, доброго молодца, накормила-напоила, в бане выпарила, да тогда б и спрашивала».
Баба-яга накормила его, напоила, в бане выпарила; а царевич рассказал ей, что ищет свою жену Василису Премудрую.
«А, знаю! — сказала баба-яга. — Она теперь у Кощея Бессмертного; трудно ее достать, нелегко с Кощеем сладить: смерть его на конце иглы, та игла в яйце, то яйцо в утке, та утка в зайце, тот заяц в сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и то дерево Кощей как свой глаз бережёт».
Указала яга, в каком месте растет этот дуб. Иван-царевич пришел туда и не знает, что ему делать, как сундук достать? Вдруг откуда не взялся — прибежал медведь и выворотил дерево с корнем; сундук упал и разбился вдребезги, выбежал из сундука заяц и во всю прыть наутек пустился: глядь — а за ним уж другой заяц гонится, нагнал, ухватил и в клочки разорвал. Вылетела из зайца утка и поднялась высоко-высоко; летит, а за ней селезень бросился, как ударит её — утка тотчас яйцо выронила, и упало то яйцо в море. Иван-царевич, видя беду неминучую, залился слезами; вдруг подплывает к берегу щука и держит в зубах яйцо; он взял то яйцо, разбил, достал иглу и отломил кончик: сколько ни бился Кощей, сколько ни метался во все стороны, а пришлось ему помереть! Иван-царевич пошел в дом Кощея, взял Василису Премудрую и воротился домой. После того они жили вместе и долго и счастливо. Вот и сказке Царевна-лягушка конец, а кто слушал - молодец!
==============================================
Морозко
Русские народные сказки в обработке Афанасьева Александра Николаевича
Жили-были старик да старуха. У старика со старухою было три дочери. Старшую дочь старуха не любила (она была ей падчерица), почасту ее журила, рано будила и всю работу на нее свалила. Девушка скотину поила-кормила, дрова и водицу в избу носила, печку топила, обряды1 творила, избу мела и все убирала еще до свету; но старуха и тут была недовольна и на Марфушу ворчала: «Экая ленивица, экая неряха! И голик-то не у места, и не так-то стоит, и сорно-то в избе». Девушка молчала и плакала; она всячески старалась мачехе уноровить2 и дочерям ее услужить; но сестры, глядя на мать, Марфушу во всем обижали, с нею вздорили3 и плакать заставляли: то им и любо было! Сами они поздно вставали, приготовленной водицей умывались, чистым полотенцем утирались и за работу садились, когда пообедают. Вот наши девицы росли да росли, стали большими и сделались невестами. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Старику жалко было старшей дочери; он любил ее за то, что была послушляная4 да работящая, никогда не упрямилась, что заставят, то и делала, и ни в чем слова не перекорила5; да не знал старик, чем пособить горю. Сам был хил, старуха ворчунья, а дочки ее ленивицы и упрямицы.
Вот наши старики стали думу думать: старик — как бы дочерей пристроить, а старуха — как бы старшую с рук сбыть. Однажды старуха и говорит старику: «Ну, старик, отдадим Марфушу замуж». — «Ладно», — сказал старик и побрел себе на печь; а старуха вслед ему: «Завтра встань, старик, ты пораньше, запряги кобылу в дровни и поезжай с Марфуткой; а ты, Марфутка, собери свое добро в коробейку да накинь белую исподку6: завтра поедешь в гости!» Добрая Марфуша рада была такому счастью, что увезут ее в гости, и сладко спала всю ночку; поутру рано встала, умылась, богу помолилась, все собрала, чередом уложила, сама нарядилась, и была девка — хоть куды невеста! А дело-то было зимою, и на дворе стоял трескучий мороз.
Старик наутро, ни свет ни заря, запряг кобылу в дровни, подвел ко крыльцу; сам пришел в избу, сел на коник и сказал: «Ну, я все изладил!» — «Садитесь за стол да жрите!» — сказала старуха. Старик сел за стол и дочь с собой посадил; хлебница7 была на столе, он вынул челпан8 и нарушал9 хлеба и себе и дочери. А старуха меж тем подала в блюде старых щей и сказала: «Ну, голубка, ешь да убирайся, я вдоволь на тебя нагляделась! Старик, увези Марфутку к жениху; да мотри, старый хрыч, поезжай прямой дорогой, а там сверни с дороги-то направо, на бор, — знаешь, прямо к той большой сосне, что на пригорке стоит, и тут отдай Марфутку за Морозка». Старик вытаращил глаза, разинул рот и перестал хлебать, а девка завыла. «Ну, что тут нюни-то распустила! Ведь жених-то красавец и богач! Мотри-ка, сколько у него добра: все елки, мянды10 и березы в пуху; житье-то завидное, да и сам он богатырь!»
Старик молча уклал пожитки, велел дочери накинуть шубняк11 и пустился в дорогу. Долго ли ехал, скоро ли приехал — не ведаю: скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Наконец доехал до бору, своротил с дороги и пустился прямо снегом по насту; забравшись в глушь, остановился и велел дочери слезать, сам поставил под огромной сосной коробейку и сказал: «Сиди и жди жениха, да мотри — принимай ласковее». А после заворотил лошадь — и домой.
Девушка сидит да дрожит; озноб ее пробрал. Хотела она выть, да сил на было: одни зубы только постукивают. Вдруг слышит: невдалеке Морозко на елке потрескивает, с елки на елку поскакивает да пощелкивает. Очутился он и на той сосне, под коёй девица сидит, и сверху ей говорит: «Тепло ли те, девица?» — «Тепло, тепло, батюшко-Морозушко!» Морозко стал ниже спускаться, больше потрескивать и пощелкивать. Мороз спросил девицу: «Тепло ли те, девица? Тепло ли те, красная?» Девица чуть дух переводит, но еще говорит: «Тепло, Морозушко! Тепло, батюшко!» Мороз пуще затрещал и сильнее защелкал и девице сказал: «Тепло ли те, девица? Тепло ли те, красная? Тепло ли те, лапушка?» Девица окостеневала и чуть слышно сказала: «Ой, тепло, голубчик Морозушко!» Тут Морозко сжалился, окутал девицу шубами и отогрел одеялами.
Старуха наутро мужу говорит: «Поезжай, старый хрыч, да буди молодых!» Старик запряг лошадь и поехал. Подъехавши к дочери, он нашел ее живую, на ней шубу хорошую, фату дорогую и короб с богатыми подарками. Не говоря ни слова, старик сложил все на воз, сел с дочерью и поехал домой. Приехали домой, и девица бух в ноги мачехе. Старуха изумилась, как увидела девку живую, новую шубу и короб белья. «Э, сука, не обманешь меня».
Вот спустя немного старуха говорит старику: «Увези-ка и моих-то дочерей к жениху; он их еще не так одарит!» Не скоро дело делается, скоро сказка сказывается. Вот поутру рано старуха деток своих накормила и как следует под венец нарядила и в путь отпустила. Старик тем же путем оставил девок под сосною. Наши девицы сидят да посмеиваются: «Что это у матушки выдумано — вдруг обеих замуж отдавать? Разве в нашей деревне нет и ребят! Неровен черт приедет, и не знаешь какой!»
Девушки были в шубняках, а тут им стало зябко. «Что, Параха? Меня мороз по коже подирает. Ну, как суженый-ряженый не приедет, так мы здесь околеем12». — «Полно, Машка, врать! Коли рано женихи собираются; а теперь есть ли и обед13 на дворе». — «А что, Параха, коли приедет один, кого он возьмет?» — «Не тебя ли, дурище?» — «Да, мотри, тебя!» — «Конечно, меня». — «Тебя! Полное тебе цыганить14 да врать!» Морозко у девушек руки ознобил, и наши девицы сунули руки в пазухи да опять за то же. «Ой ты, заспанная рожа, нехорошая тресся15, поганое рыло! Прясть ты не умеешь, а перебирать и вовсе не смыслишь». — «Ох ты, хвастунья! А ты что знаешь? Только по беседкам ходить да облизываться. Посмотрим, кого скорее возьмет!» Так девицы растабаривали и не в шутку озябли; вдруг они в один голос сказали: «Да кой хранци16! Что долго нейдет? Вишь ты, посинела!»
Вот вдалеке Морозко начал потрескивать и с елки на елку поскакивать да пощелкивать. Девицам послышалось, что кто-то едет. «Чу, Параха, уж едет, да и с колокольцом». — «Поди прочь, сука! Я не слышу, меня мороз обдирает». — «А еще замуж нарохтишься17!» И начали пальцы отдувать. Морозко все ближе да ближе; наконец очутился на сосне, над девицами. Он девицам говорит: «Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные? Тепло ли, мои голубушки?» — «Ой, Морозко, больно студёно! Мы замерзли, ждем суженого, а он, окаянный, сгинул». Морозко стал ниже спускаться, пуще потрескивать и чаще пощелкивать. «Тепло ли вам, девицы? Тепло ли вам, красные?» — «Поди ты к черту! Разве слеп, вишь, у нас руки и ноги отмерзли». Морозко еще ниже спустился, сильно приударил и сказал: «Тепло ли вам, девицы?» — «Убирайся ко всем чертям в омут, сгинь, окаянный!» — и девушки окостенели.
Наутро старуха мужу говорит: «Запряги-ка ты, старик, пошевёнки; положи охабочку сенца да возьми шубное опахало18. Чай девки-то приозябли; на дворе-то страшный мороз! Да мотри, воровей19, старый хрыч!» Старик не успел и перекусить, как был уж на дворе и на дороге. Приезжает за дочками и находит их мертвыми. Он в пошевёнки деток свалил, опахалом закутал и рогожкой закрыл. Старуха, увидя старика издалека, навстречу выбегала и так его вопрошала: «Что детки?» — «В пошевнях». Старуха рогожку отвернула, опахало сняла и деток мертвыми нашла.
Тут старуха как гроза разразилась и старика разбранила: «Что ты наделал, старый пес? Уходил ты моих дочек, моих кровных деточек, моих ненаглядных семечек, моих красных ягодок! Я тебя ухватом прибью, кочергой зашибу!» — «Полно, старая дрянь! Вишь, ты на богатство польстилась, а детки твои упрямицы! Коли я виноват? Ты сама захотела». Старуха посердилась, побранилась, да после с падчерицею помирилась, и стали они жить да быть да добра наживать, а лиха не поминать. Присватался сусед, свадебку сыграли, и Марфуша счастливо живет. Старик внучат Морозком стращал и упрямиться не давал. Я на свадьбе был, мед-пиво пил, по усу текло, да в рот не попало.
Ссылки:
1 Уборы, женские платья (Опыт обл. великор. словаря).
2 Приноровиться, прийтись по нраву.
3 Ссорились.
4 Послушная.
5 Не поперечила.
6 Чистую рубаху.
7 Круглая коробка, лукошко с крышкой для держания хлеба.
8 Непочатый каравай хлеба, пирог без начинки.
9 Нарезал.
10 Верхние слои сосны.
11 Крестьянская баранья шуба.
12 Замерзнем.
13 Обеденная пора, полдень.
14 Насмехаться.
15 Ругательное слово, прилагаемое людям сварливым и вздорным: трясся — лихорадка.
16 Бранное выражение (см. Опыт обл. великорусск. словаря).
17 Собираешься, хочешь (Ред.).
18 Покрывало, одеяло (сличи глагол: запахиваться, запахнуть).
19 Проворнее, скорее.
===========================================
Лиса и Журавль
Русская народная сказка
Лиса с журавлем подружилась, даже покумилась с ним у кого-то на родинах.
Вот и вздумала однажды лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости: «Приходи, куманек, приходи, дорогой! Уж я как тебя угощу!» Идет журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и размазала по тарелке. Подала и потчевает: «Покушай, мой голубчик-куманек! Сама стряпала». Журавль хлоп-хлоп носом, стучал, стучал, ничего не попадает! А лисица в это время лижет себе да лижет кашу, так всю сама и скушала.
Каша съедена; лисица говорит: «Не бессудь, любезный кум! Больше потчевать нечем». — «Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости».
На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку, наклал в кувшин с малым горлышком, поставил на стол и говорит: «Кушай, кумушка! Право, больше нечем потчевать». Лиса начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдет и этак, и лизнет его, и понюхает-то, все ничего не достанет! Не лезет голова в кувшин. А журавль меж тем клюет себе да клюет, пока все поел. «Ну, не бессудь, кума! Больше угощать нечем». Взяла лису досада, думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла как несолоно хлебала. Как аукнулось, так и откликнулось! С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.
Лиса и журавль // Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. — М.: Наука, 1984—1985. — (Лит. памятники). Т. 1. — 1984. — С. 44.
==============================================
Дума
Выкопал мужик яму в лесу, прикрыл ее хворостом: не попадется ли какого зверя.
Бежала лесом лисица. Загляделась по верхам — бух в яму!
Летел журавль. Спустился корму поискать, завязил ноги в хворосте; стал выбиваться — бух в яму!
И лесе горе, и журавлю горе. Не знают, что делать, как из ямы выбраться.
Лиса из угла в угол мечется — пыль по яме столбом; а журавль одну ногу поджал — и ни с места, и все перед собой землю клюет. Думают оба, как бы беде помочь.
Лиса побегает, побегает да и скажет:
— У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
Журавль поклюет, поклюет да и скажет:
— А у меня одна дума!
И опять примутся — лиса бегать, а журавль клевать.
«Экой, — думает лиса, — глупый этот журавль! Что он все землю клюет? Того и не знает, что земля толстая и насквозь ее не проклюешь».
А сама все кружит по яме да говорит:
— У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
А журавль все перед собой клюет да говорит:
— А у меня одна дума!
Пошел мужик посмотреть, не попалось ли кого в яму.
Как заслышала лиса, что идут, принялась еще пуще из угла в угол метаться и все только и говорит:
— У меня тысяча, тысяча, тысяча думушек!
А журавль совсем смолк и клевать перестал. Глядит лиса — свалился он, ножки протянул и не дышит. Умер с перепугу, сердечный!
Приподнял мужик хворост; видит — попались в яму лиса да журавль: лиса юлит по яме, а журавль лежит не шелохнется.
— Ах ты, — говорит мужик, — подлая лисица! Заела ты у меня этакую птицу!
Вытащил журавля за ноги из ямы; пощупал его - совсем еще теплый журавль; еще пуще стал лису бранить.
А лиса-то бегает по яме, не знает, за какую думушку ей ухватиться: тысяча, тысяча, тысяча, думушек!
— Погоди ж ты! — говорит мужик. — Я тебе помну бока за журавля!
Положил птицу подле ямы — да к лисе.
Только что он отвернулся, журавль как расправит крылья да как закричит:
— У меня одна дума была!
Только его и видели.
А лиса со своей тысячью, тысячью, тысячью думушек попала на воротник к шубе.
В пересказе М.Л. Михайлова.
==============================================
Три царства
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У него была жена Настасья-золотая коса и три сына: Петр-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич.
Пошла раз царица со своими мамушками и нянюшками прогуляться по саду. Вдруг налетел Вихрь, подхватил царицу и унес неведомо куда. Царь запечалился, закручинился, да не знает, как ему быть.
Вот подросли царевичи, он им и говорит:
- Дети мои любезные, кто из вас поедет свою мать искать?
Собрались два старших сына и поехали. И год их нет, и другой их нет, вот и третий год начинается... Стал Иван-царевич батюшку просить:
- Отпусти меня матушку поискать, про старших братьев разузнать.
- Нет, - говорит царь, - один ты у меня остался, не покидай меня, старика.
А Иван-царевич отвечает:
- Все равно, позволишь - уйду и не позволишь - уйду.
Что тут делать? Отпустил его царь.
Оседлал Иван-царевич своего доброго коня и в путь отправился. Ехал-ехал... Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается.
Доехал до стеклянной горы. Стоит гора высокая, верхушкой в небо уперлась. Под горой - два шатра раскинуты: Петра-царевича да Василия-царевича.
- Здравствуй, Иванушка! Ты куда путь держишь?
- Матушку искать, вас догонять.
- Эх, Иван-царевич, матушкин след мы давно нашли, да на том следу ноги не стоят. Пойди-ка попробуй на эту гору взобраться, а у нас уже моченьки нет.
Мы три года внизу стоим, наверх взойти не можем.
- Что ж, братцы, попробую.
Полез Иван-царевич на стеклянную гору. Шаг наверх ползком, десять - вниз кубарем. Он и день лезет, и другой лезет. Все руки себе изрезал, ноги искровянил. На третьи сутки долез до верху.
Стал сверху братьям кричать:
- Я пойду матушку отыскивать, а вы здесь оставайтесь, меня дожидайтесь три года и три месяца, а не буду в срок, так и ждать нечего. И ворон моих костей не принесет!
Отдохнул немного Иван-царевич и пошел по горе. Шел-шел, шел-шел. Видит - медный дворец стоит. У ворот страшные змеи на медных цепях прикованы, огнем дышат. А подле колодец, у колодца медный ковш на медной цепочке висит. Рвутся змеи к воде, да цепь коротка.
Взял Иван-царевич ковшик, зачерпнул студеной воды, напоил змей. Присмирели змеи, улеглись. Он и прошел в медный дворец. Вышла к нему медного царства царевна:
- Кто ты таков, добрый молодец?
- Я Иван-царевич.
- Что, Иван-царевич, своей охотой или неволей зашел сюда?
- Ищу свою мать - Настасью-царицу. Вихрь ее сюда утащил. Не знаешь ли, где она?
- Я-то не знаю. А вот недалеко отсюда живет моя средняя сестра, может, она тебе скажет.
И дала ему медный шарик.
- Покати шарик, - говорит, - он тебе путь-дорогу до средней сестры укажет. А как победишь Вихря, смотри не забудь меня, бедную.
- Хорошо, - говорит Иван-царевич. Бросил медный шарик. Шарик покатился, а царевич за ним вслед пошел.
Пришел в серебряное царство. У ворот страшные змеи на серебряных цепях прикованы. Стоит колодец с серебряным ковшом. Иван-царевич зачерпнул воды, напоил змей. Они улеглись и пропустили его. Выбежала серебряного царства царевна.
- Уже скоро три года, - говорит царевна, - как держит меня здесь могучий Вихрь. Я русского духу слыхом не слыхала, видом не видала, а теперь русский дух сам ко мне пришел. Кто ты такой, добрый молодец?
- Я Иван-царевич.
- Как же ты сюда попал: своей охотой или неволей.
- Своей охотой - ищу родную матушку. Пошла она в зеленый сад гулять, налетел могучий Вихрь, умчал ее неведомо куда. Не знаешь ли, где найти ее?
- Нет, не знаю. А живет здесь недалеко, в золотом царстве, старшая сестра моя - Елена Прекрасная. Может, она тебе скажет. Вот тебе серебряный шарик.
Покати его перед собой и ступай за ним следом. Да смотри, как убьешь Вихря, не забудь меня, бедную. Покатил Иван-царевич серебряный шарик, сам вслед пошел.
Долго ли, коротко ли - видит: золотой дворец стоит, как жар горит. У ворот кишат страшные змеи, на золотых цепях прикованы. Огнем пышут. Возле колодец, у колодца золотой ковш на золотых цепях прикован.
Иван-царевич зачерпнул воды, напоил змей. Они улеглись, присмирели. Зашел Иван-царевич во дворец; встречает его Елена Прекрасная - царевна красоты неописанной:
- Кто ты таков, добрый молодец?
- Я Иван-царевич. Ищу свою матушку - Настасью-царицу. Не знаешь ли, где найти ее?
- Как не знать? Она живет недалеко отсюда. Вот тебе золотой шарик. Покати его по дороге - он доведет тебя, куда надобно. Смотри же, царевич, как победишь ты Вихря, не забудь меня, бедную, возьми с собой на вольный свет.
- Хорошо, - говорит, - красота ненаглядная, не забуду.
Покатил Иван-царевич шарик и пошел за ним. Шел, шел и пришел к такому дворцу, что ни в сказке сказать, ни пером описать - так горит скатным жемчугом и камнями драгоценными. У ворот шипят шестиглавые змеи, огнем палят, жаром дышат.
Напоил их царевич. Присмирели змеи, пропустили его во дворец. Прошел царевич большими покоями. В самом дальнем нашел свою матушку. Сидит она на высоком троне, в царском наряде разукрашенном, драгоценной короной увенчана. Глянула она на гостя и вскрикнула:
- Иванушка, сынок мой! Как ты сюда попал?!
- За тобой пришел, моя матушка.
- Ну, сынок, трудно тебе будет. Великая сила у Вихря. Ну, да я тебе помогу, силы тебе прибавлю. Тут подняла она половицу, свела его в погреб. Там стоят две кадки с водой - одна по правой руке, другая по левой.
Говорит Настасья-царица:
- Испей-ка, Иванушка, водицы, что по правую руку стоит.
Иван-царевич испил.
- Ну, что? Прибавилось в тебе силы?
- Прибавилось, матушка. Я бы теперь весь дворец одной рукой перевернул.
- А ну, испей еще!
Царевич еще испил.
- Сколько, сынок, теперь в тебе силы? - Теперь захочу - весь свет поворочу.
- Вот, сынок, и хватит. Ну-ка, переставь эти кадки с места на место. Ту, что стоит направо, отнеси на левую сторону, а ту, что стоит направо, отнеси на правую сторону.
Иван-царевич взял кадки, переставил с места на место.
Говорит ему царица Настасья:
- В одной кадке сильная вода, в другой - бессильная. Вихрь в бою сильную воду пьет, оттого с ним никак не сладишь.
Воротились они во дворец.
- Скоро Вихрь прилетит, - говорит царица Настасья. - Ты схвати его за палицу. Да смотри не выпускай. Вихрь в небо взовьется - и ты с ним: станет он тебя над морями, над горами высокими, над глубокими пропастями носить, а ты держись крепко, рук не разжимай. Умается Вихрь, захочет испить сильной воды, бросится к кадке, что по правой руке поставлена, а ты пей из кадки, что по левой руке... Только сказать успела, вдруг на дворе потемнело, все вокруг затряслось. Влетел Вихрь в горницу. Иванцаревич к нему бросился, схватился за палицу.
- Ты кто таков? Откуда взялся? - закричал Вихрь. - Вот я тебя съем!
- Ну, бабка надвое сказала! Либо съешь, либо нет. Рванулся Вихрь в окно - да в поднебесье. Уж он носил, носил Ивана-царевича... И над горами, и над морями, и над глубокими пропастями. Не выпускает царевич из рук палицы. Весь свет Вихрь облетел. Умаялся, из сил выбился. Спустился - и прямо в погреб Подбежал к кадке, что по правой руке стояла, и давай воду пить.
А Иван-царевич налево кинулся, тоже к кадке припал. Пьет Вихрь - с каждым глотком силы теряет. Пьет Иван-царевич - с каждой каплей силушка в нем прибывает. Сделался могучим богатырем. Выхватил острый меч и разом отсек Вихрю голову.
Закричали позади голоса:
- Руби еще! Руби еще! А то оживет!
- Нет, - отвечает царевич, - богатырская рука два раза не бьет, с одного раза все кончает. Побежал Иван-царевич к Настасье-царице:
- Пойдем, матушка. Пора. Под горой нас братья дожидаются. Да по дороге надо трех царевен взять. Вот они в путь-дорогу отправились. Зашли за Еленой Прекрасной.
Она золотым яичком покатила, все золотое царство в яичко запрятала.
- Спасибо тебе, - говорит, - Иван-царевич, ты меня от злого Вихря спас. Вот тебе яичко, а захочешь - будь моим суженым.
Взял Иван-царевич золотое яичко, а царевну в алые уста поцеловал. Потом зашли за царевной серебряного царства, а потом и за царевной медного. Захватили с собой полотна тканого и пришли к тому месту, где надо с горы спускаться. Иван-царевич спустил на полотне Настасью-царицу, потом Елену Прекрасную и двух сестер ее.
Братья стоят внизу, дожидаются. Увидели мать - обрадовались. Увидели Елену Прекрасную - обмерли. Увидели двух сестер - позавидовали.
- Ну, - говорит Василий-царевич, - молод-зелен наш Иванушка вперед старших братьев становиться. Заберем мать да царевен, к батюшке повезем, скажем: нашими богатырскими руками добыты. А Иванушка пусть на горе один погуляет.
- Что ж, - отвечает Петр-царевич, - дело ты говоришь. Елену Прекрасную я за себя возьму, царевну серебряного царства ты возьмешь, а царевну медного за генерала отдадим.
Тут как раз собрался Иван-царевич сам с горы спускаться; только стал полотно к пню привязывать, а старшие братья снизу взялись за полотно, рванули из рук у него и вырвали. Как теперь Иван-царевич вниз спустится?
Остался Иван-царевич на горе один. Заплакал и пошел назад. Ходил-ходил, нигде нет ни души. Скука смертная! Стал Иван-царевич с тоски-горя Вихревой палицей играть.
Только перекинул палицу с руки на руку - вдруг, откуда ни возьмись, выскочили Хромой да Кривой.
- Что надобно, Иван-царевич! Три раза прикажешь - три наказа твоих выполним.
Говорит Иван-царевич:
- Есть хочу, Хромой да Кривой!
Откуда ни возьмись - стол накрыт, на столе кушанья самые лучшие.
Поел Иван-царевич, опять с руки на руку перекинул палицу.
- Отдохнуть, - говорит, - хочу!
Не успел выговорить - стоит кровать дубовая, на ней перина пуховая, одеяльце шелковое. Выспался Иван-царевич - в третий раз перекинул палицу. Выскочили Хромой да Кривой:
- Что, Иван-царевич, надобно?
- Хочу быть в своем царстве-государстве. Только сказал - в ту же минуту очутился Иван-царевич в своем государстве. Прямо посреди базара стал. Стоит, озирается. Видит: по базару идет ему навстречу башмачник, идет, песни поет, ногами в лад притоптывает - такой весельчак!
Царевич и спрашивает:
- Куда, мужичок, идешь?
- Да несу башмаки продавать. Я ведь башмачник.
- Возьми меня к себе в подмастерья.
- А ты умеешь башмаки шить?
- Да я все, что угодно, умею. Не то что башмаки, и платье сошью.
Пришли они домой, башмачник и говорит:
- Вот тебе товар самый лучший. Сшей башмаки, посмотрю, как ты умеешь.
- Ну что это за товар?! Дрянь, да и только!
Ночью, как все заснули, взял Иван-царевич золотое яичко, покатил по дороге. Стал перед ним золотой Дворец.
Зашел Иван-царевич в горницу, вынул из сундука башмаки, золотом шитые, покатил яичком по дороге, спрятал в яичко золотой дворец, поставил башмаки на стол, спать лег.
Утром-светом увидал хозяин башмаки, ахнул:
- Этакие башмаки только во дворце носить!
А в эту пору во дворце три свадьбы готовились: берет Петр-царевич за себя Елену Прекрасную, Василий-царевич - серебряного царства царевну, а медного царства царевну за генерала отдают.
Принес башмачник башмаки во дворец. Как увидала башмаки Елена Прекрасная, сразу все поняла: "Знать, Иван-царевич, мой суженый, жив-здоров по царству ходит".
Говорит Елена Прекрасная царю:
- Пусть сделает мне этот башмачник к завтрему без мерки платье подвенечное, да чтобы золотом было шито, каменьями самоцветными приукрашено, жемчугами усеяно. Иначе не пойду замуж за Петра-царевича. Позвал царь башмачника.
- Так и так, - говорит, - чтобы завтра царевне Елене Прекрасной золотое платье было доставлено, а не то на виселицу!
Идет башмачник домой невесел, седую голову повесил.
- Вот, - говорит Ивану-царевичу, - что ты со мной наделал!
- Ничего, - говорит Иван-царевич, - ложись спать! Утро вечера мудренее.
Ночью достал Иван-царевич из золотого царства подвенечное платье, на стол к башмачнику положил. Утром проснулся башмачник - лежит платье на столе, как жар горит, всю комнату освещает. Схватил его башмачник, побежал во дворец, отдал Елене Прекрасной.
Елена Прекрасная наградила его и приказывает:
- Смотри, чтобы завтра к рассвету на седьмой версте, на море стояло царство с золотым дворцом, чтобы росли там деревья чудные и птицы певчие разными голосами меня бы воспевали. А не сделаешь - велю тебя лютой смертью казнить.
Пошел башмачник домой еле жив.
- Вот, - говорит Ивану-царевичу, - что твои башмаки наделали! Не быть мне теперь живому.
- Ничего, - говорит Иван-царевич, - ложись спать. Утро вечера мудренее.
Как все заснули, пошел Иван-царевич на седьмую версту, на берег моря. Покатил золотым яичком. Стало перед ним золотое царство, в середине золотой дворец, от золотого дворца мост на семь верст тянется, вокруг деревья чудные растут, певчие птицы разными голосами поют.
Стал Иван-царевич на мосту, в перильца гвоздики вколачивает.
Увидала дворец Елена Прекрасная, побежала к царю:
- Посмотри, царь, что у нас делается!
Посмотрел царь и ахнул.
А Елена Прекрасная и говорит:
- Вели, батюшка, запрягать карету золоченую, поеду в золотой дворец с царевичем Петром венчаться. Вот и поехали они по золотому мосту. На мосту столбики точеные, колечки золоченые А на каждом столбике голубь с голубушкой сидят, друг дружке кланяются да и говорят:
- Помнишь ли, голубушка, кто тебя спас?
- Помню, голубок, - спас Иван-царевич.
А около перил Иван-царевич стоит, золотые гвоздики приколачивает.
Закричала Елена Прекрасная громким голосом:
- Люди добрые! Задержите скорей коней быстрых. Не тот меня спас, кто рядом со мной сидит, а тот меня спас, кто у перильцев стоит!
Взяла Ивана-царевича за руку, посадила с собой рядом, в золотой дворец повезла, тут они и свадьбу сыграли.
Вернулись к царю, всю правду ему рассказали. Хотел было царь старших сыновей казнить, да Иван-царевич на радостях упросил их простить. Выдали за Петра-царевича царевну серебряного царства, за Василия-царевича - медного. Был тут пир на весь мир! Вот и сказке конец.
Комментарии
Добавить новый комментарий